«Владимир на ладан дышит, вот-вот Бог его к себе призовёт, и начнётся тогда междоусобица между князьями да братьями». - Тебе ли обо всем этом говорить, знаю я, что в год гладный ты пару церквей в злато обрядил и о палатах в твоем стольном дворце ведаю, равно как и о порядках твоих. Знал Изъяслав, чем мог он брата северного задеть да уколоть. Нахмурился Новгород, губы поджал и посмотрел сурово на Киев, что продолжал вести речи лукавые да обидные: - Где это видано, чтобы вече решало, кого на престол посадить, а кому и путь дорогу оборотно показать? Твое попустительство! «Коли не ведаешь правды всей, уж лучше бы молчал». - Галиция и Волынь давно желают земли наши, уж не вместе ли с ними подым измышляешь? Огнём праведным да гневливым озарились очи светлые князя новгородского. Тяжело и хрипло вздохнул он, с укором глядя на брата старшего. – Как можешь ты меня, русича, в предательстве земли родимой обвинять? Уж не в Новгороде ли Великом сперва княжил Владимир Красно Солнышко? Уж не мои ли дружины с тобой в походы ходили, да славу Руси в битвах приумножали? Зол ты, брат, завистлив, высокомерен, златый телец умом твоим овладел. Не видишь ты того, что не слуги мы тебе, а братья! Равны мы все по крови, одного отца, матери, сами тебя мы на княженье поставили. Чуть сощурил глаза Александр и остро, пристально посмотрел на князя града стольного, и читались в этом взгляде ум да прозорливость, и блестел в нём торговый хитрый и ловкий огонёк. - Не забывай об этом, Изъяслав, погубит тебя гордыня, не доведёт до добра. Придёт время, позовёшь ты братьев на помощь, да никто не откликнется. Ибо погрязнет Русь-матушка в междоусобицах. Нет сейчас мира с тобой, а потом уж и на всей земле не будет. Громко застучало сердце в груди молодецкой. Не признавал этого купец новгородский, но боялся он слов своих. Словно пророк, чуял, что некогда братья станут врагами друг другу, и протянутся по родной землице границы княжеств. Каждый власти возжелает, каждый сам править захочет, не делясь боле ни с кем.
- Аль, вирников не послать ли мне к белокаменной твоей, да послухов пустить? Не угомонялся Киев, величием своим гордясь да силушкой бахвалясь, но ничего ему Новгород не отвечал. «Пускай идут, коли дотянут. Не раз спускался к Киеву, с дружиной своей при Олеге-князе захватил град стольный, но хватит ли нынче у тебя сил на дело неправедное?» Громко засмеялся Изъяслав, и с презрением посмотрел на него брат меньшой. - Выпей за мое здоровье, Александр и преклони главу твою предо мной. Так и быть, выплатишь урок в трижды больший будущей весной, а ежели воспротивишься, придет «дикая вира» к братьям твоим. Придется им за тебя ответ держать всей своей вотчиной. Продолжим наше собрание в угоду Господу и моей воле. Не стал Киев выслушивать ответа купца северного. Загремела музыка, зажурчала речь ласковая и полились реки хмельные. Но хмур был Новгород. С укором глядел он на брата старшего, коим сердцем властолюбие да сребролюбие овладели. И тут, не страшась гнева княжеского, молвил Иван: - Брат мой, княже Киевский, «Красно Солнышко», коли придешь ко мне с вирой, так отдам тебе все зерно мое, да и за братьев постою. Вскинул брови Александр и удивлённо, но так благодарно посмотрел на князя Ростово-Суздальского. - Брат супротив брата. Ждет нас кара за дела лихие. Не уж то, желаете пред судом Божьим раньше отмеренного срока оказаться? «Правдивы слова твои, брат мой меньшой». Встряхнув головушкой буйной, смело подошёл Александр к столу князя Киевского и молвил, серьёзно так, вовсе не гневливо, но холодно и жёстко: - Никогда Новгород Великий не преклонит пред тобой головы. Равны мы, Изъяслав, как бы ни кичился ты, история всё рассудит. Но так и быть, пусть будет по-твоему. Выплачу я тебе урок трижды больший положенного, хотя давно уж не видал ты от меня и звонкой монеты. Однако помни, брат мой родимый, - и сверкнули глаза его храбро, воинственно, словно предупреждали – нет-нет, это уже был взгляд не купца, не хитрого дипломата, а воина, лютого, но справедливого северного воина, в чьих жилах текла славянская и варяжская кровь, - Новгородцы не раз брали Киев, а киевляне Новгород – никогда. Если надо – повторим, но в обиду себя не дадим.
Один Бог ведает, чем бы всё это закончилось, если бы не ворвались в палаты княжеские бояре. – Владимир Святославич, князь киевский, Господу нашему преставился. Повисла тишина. Все братья-княжества притихли и в изумлении уставились на говорившего. Перекрестились. Одним из первых очнулся Александр. «Князь умер, но кому он престол оставил?... Гонцы мои и по земле, и по воде должны уже быть в пути до Новгорода Великого. Не обманет меня Изъяслав. Знаю, он ждал этого, и дабы помешать мне, устроил засаду, но и я не так прост. Не перехитришь, брат мой любезный..» Как и ожидалось, на гонцов напали, но корабли, тайно вышедшие из порта, благополучно достигли берегов Новгородской земли. Александр вернулся за свой стол и перекрестился. – Упокой Господь душу князя Владимира. Он славно потрудился на благо Руси, пусть теперь отдохнёт. На сердце было тяжело и печально. Зажмурившись, юноша крепко сжал зубы и удручённо покачал головой. Любил он Владимира, рука об руку прошёл с ним многие годы, видел, как внебрачный сын Святослава стал великим мужем и великим князем Древней Руси. И не сдержался Новгород. Опустил буйную голову, дабы не видели братья, как потекли из глаз его редкие слёзы. Пусть Владимир в конце жизни своей рассорился с родным сыном, думал войной идти на князя новгородского Ярослава, но для Александра они оба были дороги. Оба были родными, любимыми, за обоих бы заступился и себя бы не пожалел, собой бы закрыл от стрел басурманских. Ведь и тот, и другой были новгородскими князьями, его друзьями и его «детьми».
