Прошло уже около недели с тех пор как Ватикан поселился в Лувре, разумеется ему были предоставлены самые лучшие покои, каждый день Варгаса был наполнен развлечениями, разумеется Франциску пришлось приказать двору вести себя более чинно, все же высокое духовенство не посещало сих мест уже очень очень давно. Даже летучий эскадрон королевы-матери, вел себя менее «возвышенно». Ежедневно придворные во главе с королем и его родственниками отправлялись в собор Парижской Богоматери, где духовенство проводило пышные мессы, а так же все молились за дарование милости Господней Жанне Д`Альбре не смотря на то, что королева Наварры исповедовала протестантизм. Добрым католикам не хотелось чтобы гостья их королевы скончалась накануне пышных празднеств в честь помолвки несравненной принцессы Маргариты с ее единственным сыном. Мать достойна увидеть радость в глазах своего ребенка, когда он поведет под венец ту, что стала ему ближе других чаровниц. О расчете, хорошей партии, меркантильности и многих других аспектах при дворе не говорили, равно как и о разности в вероисповедании, богатство гугенотов и их сплоченность под началом, такого исполина, как Колиньи. Наоборот, католики надеялись, что юной принцессе удастся переубедить будущего супруга и лидера гугенотов, и те осознав свою неправоту, вернутся в лоно истинной веры с покаянной молитвой. Ведь их, словно овец отделили от их собратьев, и все из-за дурного влияния англичан, которые мстили им после «столетней войны». Вечером совершались разнообразные увеселительные представления для столь высоких гостей, разумеется все сценки, показанные Варгасу отличались чистотой и истинно библейскими мотивами.
Сегодня перед Бонафуа и Ватиканом разыгралось сражение ангелов с демонами, разумеется побеждали служители света. Франциск наклонился к своему гостю и произнес.
- Брат мой, приятен ли Вам мой двор?! Мои дворяне каждый вечер читают Святое писание, и будьте к ним снисходительнее, образ жизни святых для них – пример для подражания.
Светловолосый мужчина улыбнулся.
- Как вам новобрачная? Жаль, Вы так и не встретились с Жанной, но она, бедняжка, совсем плоха. Даже Амбуаз Паре не может ее излечить. Не стоило ей при ее болезнях отправляться к нам так рано, знали бы Вы как огорчена Екатерина. Он так хотела видеть свою подругу, что несколько поторапливала ее.   

Глухой стук шагов по полированному роскошному деревянному паркету. Тихий шелест подола чёрного платья, тонкие золотые нити на котором образовывают замысловатый узор. Сквозь стекла в комнаты Лувра просачивались золотые лучи Солнца, по их мягкому, тёплому сиянию было сложно определить, какое сейчас время суток – позднее утро или ранний вечер. А какое там, за окнами, было прекрасное лето! Девушка, остановившись около одного из окон, залюбовалась открывшимся пейзажем. Всё-таки время ранней весны было прекрасно: листья на тонких ветвях уже достаточно окрепли, уже не выглядели молодо, но в них было ещё столько, кажется, неувядающей силы, неведомой мощи. И в каждом предмете первые летние деньки, казалось, заключена точно такая же сила, что и в густой листве. Куда же она уходит осенью?...
  - Простите, - робко сказал молодой слуга, - но Вы уже и так достаточно сильно опаздываете, стоит поторо… - паренёк осёкся, почувствовав на себе грозный взгляд Каталонии, - простите-простите, это совсем не важно, они ведь никуда не денутся.
  - Да, это так, - девушка ещё раз задумчиво взглянула в сад и вновь посмотрела на юношу, - они никуда не исчезнут, но заставлять так долго ждать, слишком неприлично.

Сейчас, уже подходя к залу, где сидели Теодор и Франциск, Монтсеррат чувствовала, что предстоит долгий и тяжёлый разговор. А ведь в самом начале всё казалось таким простым, невероятно лёгким. Нужно только уговорить Ватикан на эту свадьбу. Всего лишь! Наверное, это было действительно просто, если бы не было так сложно. Потому что свадьба католички и протестанта – это слишком. Хотя это, в общем-то, могло и не играть особой роли, если бы они не были наследниками короны. А этот факт несколько меняет расстановку приоритетов.
Ясное дело, не один настоящий католик не даст своего согласия на подобную свадьбу (если, конечно, ему хорошо не заплатят, однако, это уже нисколько не вяжется с благочестивым обликом истинного христианина). Потому что это не столько соединение узами брака двух людей, ни какая-то там великая любовь, нет, это всего лишь чистой воды политика. А в политике, как известно, любая мелочь может играть значительную роль. Уж тем более вероисповедание. Впрочем, это совсем не мелочь. И хоть Монтсеррат считает себя именно настоящей католичкой, но удовольствие насолить Испании было слишком велико. Она уже представляла лицо Антонио, когда он узнает о том, что эта свадьба всё-таки состоялась. Особенно ему будет неприятно, если Каталония приняла непосредственное участие в уговорах Ватикана. Да, испанец будет рвать и метать. Что может быть прекраснее…
Бонфуа явно знал, за какие ниточки нужно дёргать, чтобы люди и страны делали то, что было нужно ему. Это было бесполезно отрицать. Вот и Монтсеррат поддалась на уговоры Франциска участвовать в этой «нелепой авантюре», как она сама же выразилась. Ведь было и так ясно, что свадьба состоится. С согласием Папы или без него – это уже не столь важно, на самом-то деле.
Хотя, если хорошенько подумать, Каталония вряд ли могла что-то существенно изменить в вопросе этой свадьбы. Потому что, сколько бы она не тешила своё самолюбие, пригласили её исключительно только ради массовки. Всё-таки Франциск не из тех людей, которому нужна реальная помощь в уговорах. Так только, поддержка. Да и двое попугаев, твердящих одну и ту же песнь на разный лад, куда убедительней одной такой же упрямой, как ослиха, птицы, твердящей совершенно обратное. Как это не было прискорбно.
За крупной дубовой дверью слышался голоса постановщиков и лёгкий шёпот господ, не слишком-то внимательно наблюдающих за разворачивающимся на сцене действом. Слуга открыл дверь перед Каталонией, и она зашла в просторный зал, набитый довольно пёстрой публикой. Бросив быстрый взгляд на сцену, каталонка подумала, что сценка столь же показная, как всё в этом дворце (что было, в общем, совершенно естественно), и направилась в сторону двух стран о чём-то разговаривающих между собой.
  - Прошу прощения братья мои, что так сильно опоздала, но по пути во дворец приходится остановиться, чтобы подать немного денег бедным сироткам на пропитание, - да, это значительно благозвучнее реальности, в которой опаздываешь на важные встречи из-за одного, порой, медлительного испанца и нерасторопных слуг, - я надеюсь, что я не сильно отвлекла Вас от представления.

Ватикан и без того был беспокоен, а когда в зале появилась, словно соткавшееся из воздуха видение, Каталония, сердце его и вовсе горячим, тяжелым комом ухнуло куда-то в желудок. Теодор плохо понимал, почему при виде этой девушки в душе его поселяется какое-то томительное волнение, не имеющее ничего общего ни с обычной тревогой, ни с предвкушением собственного торжества, ни с чем, что обычно привык испытывать Папская область. Нервно оправив ставший неожиданно тесным воротник, Ватикан порывисто поднялся навстречу вошедшей и, стараясь сохранить на лице невозмутимое выражение, чуть склонил голову в знак приветствия.
- Я рад новой встрече с вами, сеньорита, - проговорил он со всей присущей ему вежливостью. - Признаться, Ваше появление стало для меня приятным сюрпризом... я и помыслить не мог, что Вы решите присоединиться к нам.
Он осадил себя, поняв, что еще секунда - и он начнет нести полную чушь. "Как некстати!.. Черт бы тебя побрал, Франциск, ты всегда знаешь, куда нужно ударить, чтобы добиться желаемого". А появление Каталонии было ударом на поражение, в этом Теодор не сомневался ни секунды. Ощущая себя донельзя беспомощным и окруженным со всех сторон, он все же смог подавить смятение и церемонно обратился к Франциску:
- Идея великолепна. Ты же знаешь, что для меня одно удовольствие служить в твоем соборе.
Надо было собраться, взять себя в руки. Просчитать возможные варианты развития событий. Франция явно пригласил Каталонию не просто так - стало быть, они вместе начнут уговаривать Теодора дать согласие на брак? Проблема была еще и в том, что, пока не придет ответное письмо от Папы, Ватикан и сам толком не знал, что ему говорить. Если Григория смогли уговорить - доводами ли, подношениями ли, неважно - то Теодор был бы вынужден подчиниться его воле, что бы он сам про себя не думал (а его мнение относительно брака оставалось неизменным и категоричным).
Пьеса тем временем продолжалась, но Теодора это уже не интересовало. "Все это - лишь декорации, бутафория, подготовка к чему-то большему. Теперь, когда все собрались на сцене, надо ждать, что они предпримут". Впрочем, ни одна из эмоций, переполнявших Ватикан, не отразилась на его лице - он продолжал сохранять спокойный и строгий вид, присущий любому уважающему себя служителю церкви.