Притязания Антонио на некоторые части его земель, казались Бонафуа безосновательными, и по сему два сих господинчика частенько устраивали «междусобойчик» с полным арсеналом колюще-режущих и колюще-рубящих предметов. Особенно, француз злился от того, что Испания прославилась своей «непобедимой Армадой», которая весьма удачно выступала против его самого любимого врага – протестанта и англичанина, Артура Киркленда. Да, Франциску было не все равно, кто именно победит Англию, ведь это должен быть он. Его должен вспоминать в страшных снах месье Артур, а не других.
«Опять Армада, чтоб у нее якорь оборвался….»
Мрачнел фаранцуз, когда кто-нибудь из родни вещал о новых успехах испанца. Хотя с другой стороны их вечные стычки, сотканные сплошь из недоразумений, приносили урон их военным силам и выставляли на посмешище перед остальными соседями. Только ленивый не обсуждал их противостояния, а «шпионы» то и дело сталкивали их «лбами». Хотя, знал Бонафуа об интересе Испании к Наварре, тот был гугенотом, что «развязывало» руки Испанцу – ярому католику.
И еще раз Бонафуа поразился проницательности Екатерины Медичи, которая не смотря на смерть своего супруга, доброго короля Генриха II все же выдала свою дочь Елизавету за Филиппа II, родственные узы должны были пойти королевской семье на «пользу». И Испания в одночасье смога бы стать хорошим другом для Боанфуа, вот только сам Франциск понимал, что это «мирное существование» продлится не так уж и долго, ведь вряд ли его новый «друг» забудет о своих желаниях, по крайней мере, надолго. Возможно, нынешний правитель и жаждет мира, как и его королева, но пути стран неисповедимы…
«Не волнуйтесь, Ваше Высочество, Вы все сделали правильно. Вы – наш славный голубь мира. Антонио, тоже необходима передышка. Не думайте более не о чем, и заботьтесь о своем счастье.»
Выйдя из временных покоев, отведенных невесте, мужчина увидел посланника Папы, давненько ему не приходилось вот так сталкиваться с церковью. Он и не подумал пасть ниц, а лишь дружелюбно взглянув на него, крепко обнял, сердечно расцеловав в щеки.
- Брат, я так рад тебя видеть. Сегодня – великий день, мы с Антонио решили «узаконить» наш мирный договор. Ведь верно говорят: «Родственные связи прочнее камня. Не устали ли вы с дороги? Слышал, в последнее время слишком много стало нечестивцев.

Наконец, наступило это долгожданное утро. Хотя, как сказать, долгожданное – Антонио мог и дальше царапаться с Франциском, а такая идея о примирении пришла совершенно случайно. С одной стороны, это могло быть даже немного скучно – из всех ощутимых врагов был только Франция, а Нидерланды, Англия – это всё тьфу… А, с другой стороны, надоела эта вечная междоусобица – ведь Антонио же жизнерадостный человек, а все эти войны несли сплошной негатив.
     «Всё-таки сегодня будет отличный день», - подвёл итог Испания всем этим мыслям и спокойно начал собираться на церемонию, даже не обратив внимания на то, что уже опаздывает.
     По дороге в Толедо, ёжась от холода, который немножко в этом году прижал эту тёплую страну, Антонио ещё думал, не устроить ли какую-нибудь пакость, конечно, не такую ощутимую, чтобы Франциск не забыл, что это Испания, а не какой-нибудь Италия, и это примирение устраивалось не из-за того, что испанец начал бояться француза. Но такой переломный момент нежелательно было доводить до очередного конфликта, и Антонио, вновь наполнившись позитивными мыслями, забыл об этом желании.
Прибыв в церковь вместе с женихом, Антонио, как ни в чём ни бывало, с улыбкой поприветствовал Теодора и Франциска, последнего даже обнял ради приличия и, пропустив мимо ушей укор Теодора, что тот опоздал уже на полчаса, с улыбкой произнёс: - Ну что ж, давайте начнём церемонию!

Отредактировано España (3 Апр 2012 21:04:12)

Стоило только Теодору упомянуть имя Антонио, как испанец сразу же возник рядом, будто вырос из-под земли. Варгас, конечно, буркнул что-то на тему безответственности и опоздания, но, удостоверившись, что его не услышали, решил не развивать тему. "Будет просто преступно портить ему настроение в такой важный день". Двое "супругов" поприветствовали друг друга настолько по-братски, что, если б кто увидел их тогда в первый раз, то ему бы и в голову не пришла мысль, что любимым развлечением этих двоих не так давно было раздавать друг другу тумаки. Но Теодора все равно одолевало беспокойство - ему надо было проводить венчание, а это значило, что Франциск и Антонио оставались на какое-то время без присмотра. "Не дай Боже", - подумал Папская область, почти тоскливо косясь в сторону алтаря, - "Не дай Боже один из них вздумает подколоть другого, пока меня рядом не будет, или наградить чисто братским пинком, якобы в шутку... Эти могут. Эти способны на все".
Но выбора не было. Подумав секунду, Теодор пришел к единственно верному выходу - поторопиться. "Чем скорее я закончу обряд, тем меньше будет риск, что они успеют поцапаться".
- Ну что ж, - проговорил он, глядя на Испанию и Францию с видом "смотрите у меня", - раз все прибыли, давайте начнем.
Испытывая постоянное искушение оглянуться, Варгас поднялся по ступеням, ведущим в пресвитерий, и оказался перед алтарем. Скрывая волнение, он посмотрел со всей возможной теплотой на жениха и невесту и привычным, отработанным до автоматизма движением вознес руки к небу.
- In nomine Patris, et Filis, et Spiritus Sanctus...
Церемония пошла своим чередом. Произнося положенные слова, задавая положенные вопросы и получая положенные ответы, Ватикан успевал еще и краем глаза наблюдать за расположившимися в первом ряду Антонио и Франциском, и молился про себя, чтобы они не успели выкинуть ничего до окончания церемонии.

Юная принцесса Елизавета волновалась, еще немного и она будет называться «Изабеллой» и скорее всего позабудет о французском этикете как только останется в доме Антонио, но это не волновало Бонафуа. Все же ей предстоит стать «королевой» а в этом статусе, нужно возлюбить неродную землю, словно ты на ней родился, и руководствоваться прежде всего делами государства, а не собственными потребами. В этот раз королева-мать или «мадам змея», как привыкли отзываться о Екатерине «злые языки», просчиталась. Ее дочь, с такой нежностью смотрящая на будущего супруга, вряд ли будет поддерживать интересы французского двора и плести интриги в угоду своим родственникам, не в ее характере, было подобное поведение.
«Ты - символ мира, дочь моя. Будущая королева. А, когда я смотрю на тебя, мое сердце пылает гордостью, что ты была частичкой меня. Правь мудро, моя дорогая.»
Невеста справилась с тревогами и отвечала на вопрос священнослужителя с достоинством и поистине «королевским величием», она совладала с эмоциями и стала еще совершеннее. Испанский этикет требовал куда большей сдержанности, нежели французский, посему молодая королева Изабелла усваивала все «на лету». Никаких сердечных приветствий и смеха, а так же разговоров во время мессы, никакого флирта и фривольных развлечений.
«Прощай, дочь моя.»
Блондин и сам был «образцом сдержанного величия», он не позволил себе вольностей, а просто стоял подле Антонио и взирал на новобрачных. Бонафуа мягко улыбался.
- Антонио, вручая в твои руки принцессу, я отдаю тебе свое сердце, помни об этом, брат мой. С этого дня, мои люди никогда не поднимутся против твоих.
Только и произнес мужчина, заверяя Антонио в чистоте своих порывов и намерений. Его больше занимала ситуация внутри своих земель, отрава ереси, разрасталась подобно фурункулу на его челе. Посему следовало как можно быстрее предпринять шаги к тому, чтобы искоренить этот недостаток, пока он не стал причиной братоубийственных войн и разногласий между ним и испанцем.
Наконец, церемония закончилась. Королева Изабелла покинула залу в сопровождении супруга и подданных, а Франциск дожидался Ватикан, чтобы с ним и Антонио пройти к праздничному столу.