У Ватикана не было иного выхода.
- Мир меняется, - напутствовал его Папа, пока бывшая Папская область садился в автомобиль, - и нам надо меняться вместе с ним, Теодор. Иначе все погибнет.
Варгас лишь мрачно кивнул, сухо пообещал, что сделает все от него зависящее, и захлопнул дверь машины. У него было несколько минут, чтобы поразмышлять.
Он сам не знал, почему все еще жив. После того, как Рим пал под ударом итальянских войск, Папская область прекратила свое существование. Почти шестьдесят лет Теодор не имел суверенитета, но и не считался чьим-то подчиненным. Для вновь воссоединившихся братьев его будто бы не существовало. Да и сам Ватикан не горел желанием разговаривать с Венециано и Романо - по его мнению, они поступили подло, бесцеремонно захватив владения церкви и провозгласив новое государство, по чистой случайности забыв спросить мнение третьего брата. Теодор не знал, что до сих пор поддерживает его существование. "Если я жив, значит, Господу я все еще нужен", - этой единственной мыслью он поддерживал себя в минуты отчаяния. Неизвестно, сколько бы он так и жил на птичьих правах непонятно кого, если б не ветер перемен, задувший с востока сухой, кроваво-красной революционной бурей.
Коммунисты, так они себя называли. Будто из ниоткуда, их партии возникли в каждой европейской стране, и у Ватикана не было бы ни одной причины опасаться их (последнее время он сторонился политики), если б не новости из страны, где эти люди взяли в свои руки всю полноту власти. Когда к Теодору в руки попали фотографии, присланные из России - взорванные храмы, оскверненные святыни, расстрелянные священники, - Варгасу на пару минут стало дурно. Нельзя было позволить, чтобы эти чудовища захватили власть над Италией. Так что пришлось вызывать на разговор старших братьев. Лучшего момента, чтобы определить, наконец, свое место, сложно было представить.
Что знал Теодор о новой политике братьев? По сути, ничего. Он ознакомился с "Манифестом фашизма" и содрогнулся - манифест предусматривал вмешательство государства в церковные дела, но, хотя бы, не полное уничтожение Церкви как структуры. Впрочем, Ватикан не был намерен допускать того, чтобы Венециано или Романо вмешивались в его жизнь. "Полная независимость", - обдумывал он свои будущие требования, невидяще глядя на проплывающие за окном римские улицы и нервно перебирая в руках небесно-голубые бусинки розария. - "Никак иначе. И компенсация. Миллиард. И будем считать, что разойдемся миром". В мыслях все складывалось идеально, но в душе все равно холодной волной то и дело поднималась тревога.
Автомобиль, зашуршав колесами по гравию, затормозил, и Ватикан поспешил выбраться наружу. То ли дело было в волнении, то ли в плохой переносимости поездок на машине, но у него чуть кружилась голова.
- Теодор Варгас? - осведомился у мужчины выросший словно из-под земли солдат. Сохраняя на лице непроницаемое выражение, Ватикан кивнул. - Идите за мной.
Ватикан не мог не оценить иронии ситуации. Его как гостя вели в место, которое он несколько бесконечно далеких веков считал своим домом. "Мир действительно изменился", - думал Теодор, поднимаясь по широкой лестнице вслед за своим провожатым. - "Похоже, этот момент я когда-то упустил... что ж, придется восстанавливать паритет или всему придет конец".
Распахнулись двери главного зала, и Ватикан, мысленно осенив себя крестным знамением, шагнул внутрь. К его удивлению, его поджидал только Северный, старшего из братьев Варгас не было видно, а Романо был отнюдь не из тех, кто хорошо умеет оставаться незаметным.
- Добрый день, Феличиано. - вежливо, но без особой теплоты в голосе проговорил Теодор. - Рад видеть тебя в добром здравии.

- Брат мой...
Родственные чувства для Теодора, что бы ни говорили сплетники, никогда не были пустым звуком. Пожалуй, к Северному Ватикан относился лучше, чем к Южному - особенно после того, как при взятии Рима Романо вывихнул младшему Варгасу плечо. При воспоминании об этом давно поврежденный сустав будто снова заныл. "Ладно уж... не время для прошлых обид", - напомнил себе Теодор. - "Я прибыл не затем, чтобы вспоминать о том, что было шестьдесят лет назад".
Пожалуй, Венециано был смущен и даже растерян - об этом красноречиво свидетельствовал и непривычно тихий его голос, и отведенный в сторону взгляд. Ватикан вздохнул. Что бы ни случалось, в глубине души Венециано оставался неизменным ребенком.
- Ни в коем случае, все в порядке, - поспешил он заверить брата и сразу же, не давая опомниться, перешел к делу. - Думаю, нам обоим известно о цели нашей встречи.
Свою речь он заранее не готовил - в конце концов, это не проповедь, а мирная беседа между родственниками. А в таких случаях Теодор всегда предпочитал полагаться на импровизацию. В конце концов, ему никогда нельзя было отказать в красноречии.
- После того, как вы... - да, вспоминать о вторжении итальянской армии было до сих пор неприятно. - ...объединились, я много думал о том, какая роль остается мне.
Короткая пауза. Быстрый, внимательный взгляд в лицо собеседника. И вновь продолжить говорить, как бы тяжело это не было.
- Я не собираюсь осуждать тебя или Романо. Вы делали так, как считали нужным, и лишь Бог знает, правильно вы поступили или нет. - "Конечно, и Он видит, что это было вторжение, экспансия, захват - можно назвать, как угодно, но суть остается той же" - И я...
Голос Теодора был ровен и в меру мягок, ни единой нотки раздражения или недовольства не проскальзывало в нем. Воспоминания о былом величии до сих пор скрежетали по сердцу, как железом по стеклу, но нельзя было вечно кутаться в них, как в спасительное одеяло.
- Я знаю, что мир изменился, - эти чертовы слова успели уже набить оскомину, но они были правдивы, правдивы, правдивы. - Но ты сам знаешь, что место Церкви в нем до сих пор неясно.
"Конечно, неясно", - с горечью подумал Ватикан, делая маленький шаг вперед, навстречу брату. - "Теперь вместо мессы вы ходите на партийные собрания, а Библию вам заменили труды ваших новых лидеров".
- Войди в мое положение, Феличи, - почти домашнее обращение неприятно резануло. Но Ватикан чувствовал, что доверительная атмосфера подействует на Северного лучше, чем холодно-официальная. - Я все еще жив, хотя у меня нет ни территорий, ни суверенности, ни статуса. Ничего.
Непрошеные воспоминания все-таки лезли в голову, сколько бы ни пытался Теодор их отогнать. Позорный побег на Ватиканский холм, объявление себя узником, многолетняя изоляция...
"Возьми себя в руки", - раздраженно приказал себе бывшая Папская область. - "Со своими многолетними обидами ты будешь похож на девицу".
- Не буду скрывать, что мне надоело такое положение. Согласись, я хочу не столь многого.
"Только чтобы ты подтвердил, что не будешь лезть в мои дела и наполнил мой опустевший за последнее время кошелек".Пожалуй, монолог можно было считать оконченным. Ватикан пристально посмотрел Венециано в глаза, ожидая ответа.

Отредактировано Vatican (1 Мар 2012 22:16:00)

Мысленно Теодор возблагодарил Бога, что на встречу пришел один Венециано - старший Варгас наверняка начал бы на пустом месте спор и скандал, заявляя о своих правах. Феличиано явно был настроен договориться мирно, не прибегая даже к повышению голоса, и это вселяло уверенность, что все окончится так, как и задумал Ватикан.
- Я не держу зла на тебя, - улыбнулся он, глядя, как брат старательно отводит взгляд. - Сейчас не время для того, чтобы вспоминать прошлое. Я хочу лишь, чтобы ты и... твой брат признали независимость Святого Престола.
Шансы на то, что Северный согласится на предложенные условия, были, пожалуй, не так уж малы. Тем более, Теодор, продумывая их, старался быть умеренным и благоразумным. "Клочок земли и обещание не вмешиваться в мои дела - не так уж много", - думал он, внимательно следя за лицом своего собеседника. Каким будет ответ?
- Я не требую восстановления моих территорий в прежних границах, - решил уточнить Ватикан. - Но и покидать город, где я прожил почти всю жизнь, я не хочу. Последнее время Папа неплохо обжился на Ватиканском холме, как насчет оставить его за мной? Большего и не прошу.
"Моя территория будет самой маленькой в Европе, если не во всем мире", - подумал он с невеселой усмешкой, но тут же приободрил себя, - "но это ничего. Дело ведь не в формальных границах, а в том, сколько людей готовы будут в случае чего поддержать меня". Теодор, конечно, давно уже не лелеял мечты о своей глобальной католической миссии - приходилось считаться с меняющимся миром, в котором все меньше и меньше места отводилось церковной жизни. Но и сдаваться просто так он был не намерен.
- Папа не будет претендовать даже на толику светской власти в Италии. Его власть будет распространяться лишь на Церковь. Но... - самое неприятное и неоднозначное Теодор решил приберечь на завершение. - Но и светские власти не должны как-то пытаться влиять на наши дела. Святой Престол должен остаться полностью независимым. Но никакого влияния на политику ваших властей оказано не будет, я могу гарантировать. Quae sunt Caesaris Caesari.*
В монолог откуда-то ввернулась фраза на латыни, но, по мнению Теодора, это лишь придало его словам значительности. Внимательно наблюдая за братом, он нахмурился.
"Я развязываю твоим правителям руки. Если они хотят молчаливого согласия Церкви на захват власти, они его получат. Но пусть только не пытаются навязать мне свою волю, черт возьми", - думал Теодор с нарастающей тревогой, ожидая, что ответит ему Венециано.

--
*Теодор цитирует Евангелие от Луки, ответ Иисуса на вопрос фарисеев, надо ли платить подати римскому императору: "Воздайте кесарю кесарево, а Богу Божие".